[tips]

секс был бы чаще...


-Мне было шесть лет, когда я вдруг понял, что все вокруг - это Бог, и тут у меня волосы встали дыбом, и все такое, - сказал Тедди. - Помню, это было воскресенье. Моя сестренка, тогда еще совсем маленькая, пила молоко, и вдруг я понял, что она - Бог, и молоко - Бог, и все, что она делала, это переливала одного Бога в другого, вы меня понимаете?
Никольсон молчал.
-А преодолевать конечномерность пространства я могу, еще когда мне было четыре года, - добавил Тедди. - Не все время, сами понимаете, но довольно часто.
Никольсон кивнул.

Людям только кажется, что вещи имеют границы. А их нет.

Почему людям кажется, что все имеет границы?
Да просто потому, что большинство людей не умеет смотреть на вещи иначе, - объяснил он. - А сами вещи тут ни при чем.

-По-моему, это пахнет самой что ни на есть отвратительно софистикой, да-да...

Он уже почти спустился с трапа, как вдруг услышал долгий пронзительный крик, - так могла кричать только малеькая девочка. Он все звучал и звучал, будто метался меж кафельных стен.

Джером Дэйвид Селинджер. "Тедди"

Людям только кажется, что вещи имеют границы. А их нет. На самом деле им только приходит на ум визуально очерчивать все вокруг, и даже сейчас ты пытаешься отделить слова друг от друга, хотя они - одно непонятное пятно. Зависит, пожалуй, только от скорости. И на скорости звука, и даже выше, такие величины сейчас возможно достичь и превзойти, выходит, что и ты, и я - пятнышки.
Довольно часто людям приходится слышать канареек, а они путают их с синицами или, чего хуже, с куропатками. Да даже в быту - кукуруза всегда пахнет горячим козьим молоком, можешь проверить. Я знаю точно.
Большинство людей не умеют смотреть иначе, даже не подозревают, что такое возможно - видеть целостную картину, как будто выйдя за пределы времени.
Нет, даже я, умея преодолевать конечномерность пространства и высшее притяжение силой мысли, не могу до конца быть уверенной, что ты услышишь именно то, что я говорю. Хотя бы поэтому каждый звук - чистое искусство, отражение старого в калейдоскопе.
Так и вещи, все осязаемое. Ты отчетливо их видишь, но никогда наспор не скажешь, что и другой видит то же, что и ты. Или тактильный контакт, ощущения. Как бы ты стал сравнивать, насколько шершавая кожа у слона? Или какой он большой?
Это же все относительно. Я бы избавилась от всего, внушаемого с рождения, но слишком слабая.
Ведь слон-то большой только тогда, когда рядом стоит маленькая собачка или я. Тогда да, он относительно велик. Но сравни его с горой или лесом. Он малюсенький. Пшш, и сдуло. Нет его больше.
И как ты это просчитаешь с помощью своих цифирок?
Не говори мне, что это софистика, я не верю. Ты же видишь для себя, что я пытаюсь обращать внимание и мысленно фотографировать впечатления, как на негативах, а после увлеченно составлять из них альбомы в моем дневнике.
Ты говоришь, я слишком часто задумываюсь о том, что будет потом, если, как. У меня на уме нет одних клеточек, таблиц, прочих вещих. Давай считать, что я уже очистилась от этого, вернулась к изначальному уровню познания мира - он для меня, как для личности, естественнен. И когда я вижу, слышу, чувствую, я не могу не реагировать на происходящее.
И сейчас, да, в этот миг, я не могу более молчать. Это висит в воздухе, это ощутимо, становится осязаемым, как твои кубики слов. Не нужно долго заниматься изысканиями, чтобы увидеть.

Я бы хотела раскрыться пошире и взлететь ввысь, но я не умею выражаться никак иначе, даже с помощью карандашей или ваксы.
Сегодня такое время пришло - и я раздумываю о том, что будет дальше, как мне к этому идти.
Может, я чересчур заносчива и нетерпима, но в своем свете я не чувствую этого, если не указывать сторонним людям.

Множество страниц я бы могла посвятить разбору тех ошибок, которые успела допустить, прдположим, сегодня. Даже за этот час.
Я бы перечислила все вкусы, запахи, которые никогда не пробовала, не знала. Ну да и что с того. Ты с вершины своей горы прямолинейных чисел и таблиц все равно не поймешь меня до конца.
Да как же нам быть дальше?
Я, пожалуй, буду больше молчать, чем устрою истерику, потому что ты не увидел, какая красивая у твоих дверей сегодня была сирень. Стоило бы взять все стоящие принадлежности, различные граненые мягкие карандаши и круглые карандаши потверже, кисти и палитру со свежими красками и сесть рисовать.

Но у вещей нет границ, нет обоснования моим словам так же, как и тем глупым леммам из школы, и те корявые наброски, до жути напоминающие каракули малыша рисунка, были бы произведением чистого, невинного искусства, которые нынче и не встретить в галереях. Серьезных недостатков там бы точно не было, я знаю, вернее, искать их было бы просто кощунственно. Жаль, мы боимся рисовать, как и видеть все вокруг.

Страшно, что только в конце жизни, минуты за три до конца, придется все это осознать и выяснить с горьким болезненным вздохом, что все было зря.
Я сегодня слышала детский крик, он все длился и длился, будто метался среди кирпичных стен, дверей и покосившихся качелей. А ты умеешь так видеть?